– Я служил не тем хозяевам. Но теперь я сбросил с себя оковы рабства и готов отдать всего себя революции.
Она как будто вся заледенела:
– Выходит, ты сидел там с заряженной пушкой за пазухой – и ничего не сделал?! – Диди поспешно отодвинулась, монограмма на простыне распалась. – Трус! Предатель! Ты ведь давал присягу защищать права людей – и предал их!
– Но послушай, Диди, – залепетал он, – их же было четверо против меня одного! И у них у всех были автоматы!
– Во время Великого похода воины Красной армии бросались на гоминьдановцев с ножами! Кидали в них камнями, шли в рукопашную – а ведь у тех тоже были автоматы!
– Послушай, Диди, остынь – я ведь не китайский коммунист, а просто одинокая полицейская свинья. Стоило мне только пальцем пошевелить, и эти реакционеры пристрелили бы меня на месте.
Он потянулся, чтобы обнять ее. Но Диди передернуло от отвращения, она поспешно вскочила с постели.
– Ты трус! – ткнув в него дрожащим пальцем, гневно объявила она.
– Нет, Диди. С точки зрения диалектики я поступил абсолютно правильно, отказавшись пожертвовать своей жизнью ради власти и собственности правящих классов.
– Но ведь из-за тебя были грубо попраны права человека! Твой священный долг, долг полицейского офицера, защищать эти права – а ты забыл об этом!
– Так ведь полиция – это всего лишь репрессивная машина, одно из щупалец капиталистического спрута! – заорал он. – Копы таскают для правящих классов каштаны из огня, в котором горит измученное тело рабоче-крестьянского класса. Долой свиней, разве не так?
– Ты нарушил свой долг. Это из-за таких, как ты, полицейских прозвали свиньями. Обидев этим настоящих свиней!
– Диди, опомнись! Что случилось с твоим мировоззрением? – Он умоляющим жестом простер к ней руки. Диди, отпрянув, метнулась в угол и, увязнув по щиколотку в беспорядочной куче пластинок, заняла боевую стойку.
– Диди! – взывал он. – Ты же моя боевая подруга! Мы же товарищи по оружию!
– Временный народный суд рассмотрел твое дело, товарищ Предатель, – резко повернувшись, она наставила на него его же собственный револьвер, – и вынес вам смертный приговор!
Она нажала на спусковой крючок. Прогремел выстрел, и комната Диди распалась на куски и исчезла.
Машинист был мертв.
Снайпер спецназа, находившийся в туннеле, сообщил о перестрелке. Первой реакцией окружного инспектора было недоумение.
– Не понимаю, – сказал он комиссару. – Мы же успели вовремя.
Комиссар побелел:
– Они издевались над нами! А я-то рассчитывал, что они будут соблюдать свои собственные условия!
Окружной инспектор еще раз восстановил в памяти доклад снайпера.
– Кто-то выстрелил в них первым. Преступники как раз выполняли свои условия.
– Кто выстрелил?
– Пока неясно. Снайпер сказал, что звук напоминал Револьверный выстрел.
– Безжалостная публика, – покачал головой комиссар. – Да, эти ребята не в игрушки играют. Кровожадные убийцы…
– Этого следовало ожидать. Как я понимаю, они дали нам понять, что выполнят все свои угрозы. Лучше поскорее выполнить их требования.
– А где те двое с деньгами?
– Снайпер сказал, что они были уже совсем недалеко от поезда. Они были почти у цели, когда началась стрельба.
– Ваши дальнейшие действия?
Мои действия? – подумал начальник полицейского участка.
– Осталось шестнадцать заложников – вот что надо учитывать в первую очередь.
– Да, – согласился комиссар.
Окружной инспектор взял микрофон, связался с Дэниэлсом и приказал передать преступникам следующее: деньги на путях, задержка вызвана недоразумением. Потом следует извиниться и сообщить, что теперь понадобится немного больше времени, чтобы выполнить все их требования.
– Вы довольны? – спросил окружной инспектор. – Офицер полиции лижет задницу убийцам.
– Спокойнее, – сказал комиссар.
– Спокойнее? Они ставят музыку, а мы под нее пляшем. У нас тут целая армия с автоматами, гранатометами и компьютерами, двое ни в чем не повинных людей убиты, а мы по-прежнему лижем им задницу?!
– Спокойно!
Окружной инспектор прочел на лице комиссара зеркальное отражение собственной злобы и страдания.
– Извините, сэр.
– Все в порядке. Мы еще свое возьмем. Они тоже нам спляшут – вот увидите.
– Может быть, – пробормотал начальник полицейского участка. – Скажу вам только одно, сэр: – когда все это закончится, я уже никогда не буду таким, как раньше. Я хочу сказать: из меня уже не получится нормального копа.
– Спокойно, – повторил комиссар.
Машиниста убил тот самый человек, которого он подстрелил, или думал, что подстрелил. Но Артис Джеймс не знал об этом. Он сидел, прижавшись к опоре, с того самого момента, когда в ответ на его выстрел в туннель низверглась лавина автоматного огня. Совершенно случайно он выглянул из-за опоры как раз в ту секунду, когда машинист – он различил полосатую спецодежду – спускался на пути. Несколько секунд спустя раздался выстрел, и Артис снова откинулся к стене. К тому времени, когда он, собравшись с духом, опять высунулся из-за опоры, машинист уже рухнул на рельсы, в нескольких ярдах от неподвижного тела старшего диспетчера.
Артис, прижавшись спиной к опоре, осторожно достал рацию и, прижав микрофон к губам, вызвал штаб. Ему пришлось трижды давать сигнал, прежде чем ему ответили.
– Мы плохо вас слышим, патрульный. Громче, пожалуйста!
– Я не могу громче, они слишком близко, – прошептал Артис.
– Громче, пожалуйста!
– Докладывает патрульный Артис Джеймс. Я в туннеле, рядом с захваченным вагоном.