– Ощущали бы вы себя в большей безопасности, если бы полиция патрулировала вагоны не восемь часов в сутки, а все двадцать четыре?
– Как минимум двадцать четыре!
Обернувшись, чтобы убедиться, что окружающие оценили его остроту, мужчина выронил из рук программку и несколько билетов на ипподром. Камера тщательно следила за движениями толстяка, пока он, ползая в гуще ног, собирал свои бумажки; микрофон бесстрастно фиксировал его одышливое пыхтение. Когда он наконец встал, место перед камерой уже занял худой, лупоглазый черный паренек, которого случайно вынесла вперед напирающая толпа.
– Сэр, можно ли узнать ваше мнение о нашем метро?
Мальчик, уставив глаза в землю, пробормотал:
– Ну нормалек оно…
– То есть вы хотите сказать, что оно работает нормально. А вот предыдущему джентльмену оно кажется довольно опасным!
– Нуда, опасное оно.
– Может быть, там грязно, темно? То слишком холодно, то невыносимо жарко?
– Ну.
– И народу там многовато, правда?
Мальчик вытаращил глаза:
– Да ты че, мужик, сам не знаешь?!
– Итак, городское метро…
– Ну нормалек оно…
– Благодарю вас, сэр. Да, юная леди?
– Я вас уже видела однажды: на большом пожаре на Краун-хейтс в прошлом году, верно? – «Юная леди» была дамой средних лет с гигантским «пчелиным ульем» на голове. – Я считаю, что это настоящий скандал.
– Что вы имеете в виду?
– Все, абсолютно все.
– Нельзя ли конкретнее?
– А что может быть конкретнее, чем «абсолютно все»?
– Прекрасно, благодарю вас.
Репортеру все это наскучило. Он знал, что в эфир пойдут более содержательные репортажи, а его интервью полетят в корзину, разве что редакторы выберут парочку смешных диалогов, чтобы разрядить атмосферу.
– Вот вы, сэр, вы не могли бы встать вот здесь?
– Здравствуйте, Венделл. Ничего, если я буду звать вас Венделл?
– Сэр, бандиты требуют миллион за освобождение заложников. Какую позицию, по вашему мнению, должны занять городские власти?
– Я не мэр. Но будь я мэром – избави меня бог от этого! – я бы управлял этим городом получше. Значит, во-первых, я бы отменил все пособия по безработице. Потом я навел бы порядок на улицах и понизил бы цены. Затем…
Венделлу удалось перевести зевок в несколько вымученную, но все же улыбку.
Стаффорд Бедрик знал, как заставить свое знаменитое лицо служить себе. Он нес его перед собой, и оно, как лазерный луч, прожигало путь через толпу к самой сердцевине событий – к полицейскому штабу на парковке. Свита Бедрика следовала за ним – вьючные животные, нагруженные камерами, кабелями и звуковой аппаратурой.
– Инспектор? Я Стаффорд Бедрик. Как дела?
Окружной инспектор резко повернулся, но ярость мгновенно потухла: он сразу узнал лицо, которое было ему знакомо лучше собственного. Почти рефлекторно он уставился в объектив камеры и широко улыбнулся.
– Вы, наверное, меня не помните, – с притворной скромностью начал Бедрик, – но мы с вами много раз встречались. Помните, когда хулиганы пытались поджечь какого-то русского прямо перед их консульством? И еще, кажется, когда президент выступал в ООН?
– Разумеется, – ответил окружной инспектор, но затем благоразумно притушил улыбку: комиссар полиции не одобрял панибратства с прессой, усматривая здесь потенциальную опасность коррупции. – Извините, мистер Бедрик, я сейчас очень занят…
– Для вас просто Стаффорд.
– Стаффорд…
– Я понимаю, что сейчас не лучший момент для интервью, инспектор. И надеюсь, что когда-нибудь у нас с вами будет такая возможность – в моем ток-шоу «Беседы на высшем уровне». И все же: можем ли мы успокоить наших телезрителей? Можем ли мы сказать им, что полиция делает все возможное, чтобы защитить жизни несчастных заложников?
– Разумеется, мы делаем все возможное.
– Наиболее острый вопрос обсуждается сейчас, конечно, в особняке Грейси. Как по-вашему, мэр согласится заплатить выкуп?
– Это ему решать.
– Если бы это решение принимали вы, то вы заплатили бы выкуп?
– Я просто выполняю приказы.
– Дисциплина, конечно, служанка долга. Сэр, не могли бы вы прокомментировать слухи о том, что это преступление – дело рук какой-то революционной организации?
– Я таких слухов не слышал.
– Инспектор…
Тут окружного инспектора окликнули из стоящего рядом полицейского автомобиля:
– Радио, сэр! Это комиссар.
Инспектор резко развернулся и поспешил к машине – и Бедрик со всей своей свитой бросился за ним. Инспектор сел в машину, захлопнул дверь и поднял все стекла. Потянувшись за микрофоном рации, он увидел, что к окну уже прижался объектив камеры. Закрывшись от него своей широкой спиной, инспектор сел лицом к другому окну. Перед ним тотчас возникла еще одна камера.
Не прошло и пяти минут с момента, как о захвате поезда сообщили по радио и телевидению, а в отдел новостей «Нью-Йорк Таймс» уже позвонил некий брат Уильямус, министр саботажа ДЧРА – Движения чернокожих революционеров Америки. Глубоким, сочным и, пожалуй, довольно жизнерадостным голосом министр саботажа сказал:
– Хочу поставить вас в известность, что захват подземного экспресса – это, значит, акция революционного саботажа ДЧРА. Усекли? Этим решительным и, типа, беспощадным ударом боевая группа ДЧРА хочет поразить белых угнетателей, а вообще цель, значит, нашего движения, – это поражать врага-Чарли в самом его логове, типа, бить по его кошельку. Деньги, которые будут получены в результате этого акта революционной экспроприации, пойдут на поддержку черных братьев, где бы они ни были, и короче, на дальнейшее освобождение каждого чернокожего. И каждой чернокожей. Усекли?