– Открой дверь кабины, – сказал Райдер ровно. Голос его ничего не выражал.
Глаза машиниста округлились от ужаса.
– Открой дверь, – повторил Райдер, – или я вышибу из тебя мозги.
Машинист не шевелился. Казалось, он одеревенел от прикосновения пистолета к щеке. Лицо его посерело. Райдер сказал еще медленнее:
– Открой дверь. Больше ничего не делай. Просто открой дверь. Ну!
Левая рука машиниста шевельнулась, дотянулась до двери, ведущей из кабины в вагон, и стала шарить по ней, покуда не нащупала щеколду. Райдер услыхал легкий щелчок, и в кабину из вагона ввалился Лонгмэн. Райдер отвел пистолет от лица машиниста и сунул его обратно в карман плаща. Взяв чемоданы, он вошел в поезд. Двери тотчас закрылись – он ощутил, как они скользнули у него за спиной.
Голос за его спиной произнес:
– Не оборачивайся и не ори.
Двери поезда были открыты. Бад Кармоди, высунувшись из окна кабины, внимательно осматривал платформу станции «28-я улица», когда что-то твердое уперлось ему сзади в поясницу.
– Это пушка, – объяснил голос. – Влезай обратно в кабину и медленно повернись.
Пока Бад выполнял приказ, револьвер не отрывался от его тела, и в конце концов дуло плотно уперлось в ребра. Повернувшись, он оказался нос к носу с крупным седовласым мужчиной. У его ног стояла коробка с цветами. Как он попал в кабину?
– В чем дело? – спросил Бад сдавленным голосом.
– Делай точно, как я тебе скажу, – произнес мужчина. – Иначе я сделаю тебе больно. Не создавай проблем. – Он слегка пошевелил револьвером, мушка впилась в тонкую кожу на ребрах Бада, и тот чуть не вскрикнул от боли. – Будешь делать точно, как я скажу?
– Да, – ответил Бад. – Но у меня нет денег. Не калечьте меня.
Он пытался не смотреть на незнакомца, но это было невозможно – так близко друг к другу они находились. У того было крупное, смуглое лицо, поросшее голубоватой щетиной – такую обычно приходится сбривать дважды в день, если хочешь выглядеть аккуратно. Глаза были светло-карие, наполовину скрытые за толстыми веками, и смотрят, казалось, без всякого выражения. Ничего похожего на зеркало души – так ведь обычно говорят о глазах? Бад не мог себе представить, чтобы эти глаза могли выразить какое-нибудь чувство, особенно жалость.
– Теперь снова выгляни в окно, – сказал мужчина. – Проверь задние вагоны, и, если на платформе никого больше нет, закрой их. Только задние. Передние оставь открытыми. Понял?
Бад энергично кивнул. Во рту у него пересохло до такой степени, что он не был уверен, что может говорить. Так что он на всякий случай кивнул еще три или четыре раза.
– Тогда выполняй.
Бад повернулся, чтобы высунуть голову в окно, и пистолет вновь скользнул ему за спину.
– Чисто? – спросил мужчина. Бад кивнул. – Тогда закрывай.
Бад нажал кнопку, и двери задних вагонов закрылись, щелкнув замками.
– Стой, где стоишь, – сказал мужчина, а затем сам выглянул в окно через плечо Бада, прижавшись к нему так плотно, что Бад ощутил его дыхание на своей щеке. Но незнакомец, казалось, перестал замечать Бада. Он смотрел вперед.
На перроне около первого вагона кто-то, наклонившись к окну кабины, разговаривал с машинистом. Это выглядело вполне обычно, но Бад сразу понял: между происходящим у первого вагона и неизвестным с пистолетом есть связь. Человек у кабины машиниста выпрямился.
– Как только он войдет в поезд, закрывай остальные двери, – приказал неизвестный у него за спиной. Человек, говоривший с машинистом, зашел в вагон. – Давай закрывай.
Пальцы Бада, уже лежавшие наготове на панели приборов, нажали на кнопки. Двери захлопнулись. Загорелись индикаторы.
– Объявляй следующую станцию, – приказал мужчина. Они снова стояли лицом к лицу. Мужчина легонько ткнул его пистолетом. Бад нажал кнопку микрофона и хрипло произнес:
– «Двадцать третья улица», «Двадцать…» – Горло сжалось, кончить фразу он уже не мог.
– Давай-ка еще раз, – сказал мужчина.
Бад откашлялся и облизнул пересохшие губы.
– Следующая – «Двадцать третья улица».
– Нормально, – сказал мужчина. – Теперь ты сделаешь вот что: иди через поезд к первому вагону.
– К первому вагону?
– Да. Будешь идти, пока не дойдешь до первого вагона. Я буду идти за тобой, с пушкой в кармане. Вздумаешь что-нибудь выкинуть – выстрелю в спину. Прямо в позвоночник.
В позвоночник? Бад вздрогнул. Стальная пуля врежется в позвоночник, разнесет его в пыль, лишит тело стержня, и оно рухнет на пол. А кроме того, как больно! Кость разлетится, мелкие острые обломки пронзят плоть, внутренние органы…
– Двинулись, – сказал мужчина.
Поворачиваясь в тесной кабине, Бад задел бедром коробку с цветами и сделал инстинктивное движение, чтобы подхватить ее. Но коробка оказалась на удивление тяжелой и устойчивой. Он открыл внешнюю дверь кабины, помедлил секунду на переходной площадке, открыл дверь следующего вагона и шагнул в него. Он не слышал шагов за спиной, но знал, что мужчина следует за ним, держа в кармане револьвер, и готов, как и обещал, в любой момент перебить его позвоночник, как сухую ветку. Глядя прямо перед собой, Бад шел из вагона в вагон.
Поезд тронулся.
Лонгмэн едва дождался, пока откроется дверь кабины машиниста. У него даже голова закружилась. Может, она вообще не откроется? В отчаянии он хватался за самый призрачный шанс. А вдруг Райдер передумал? А вдруг у него случился сердечный приступ?
Но он прекрасно знал, что Райдер не передумает. А если случится что-нибудь непредвиденное, то Райдер справится с этим. И еще он понимал, что боится так, как никогда в жизни еще не боялся.